borislvin | Entries tagged with р»рѕсѓрµрі

"Извини, что украла", - говорю я воровке;
"Обязуюсь не говорить о веревке", -
говорю палачу.
Вот, подванивая, низколобая проблядь
Канта мне комментирует и Нагорную Проповедь.
Я молчу.

Чтоб взамен этой ржави, полей в клопоморе
вновь бы Волга катилась в Каспийское море,
чтобы лошади ели овес,
чтоб над родиной облако славы лучилось,
чтоб хоть что-нибудь вышло бы, получилось.
А язык не отсохнет авось.

РАЕК НЕСКЛАДУХА СОЧИНЕННЫЙ ДЛЯ ОБЛЕГЧЕНИЯ ДУХА И ВОЗВРАТА К ЖИВОЙ НАТУРЕ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ КНИГИ ЭЗОПОВ ЯЗЫК В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ****

призрак бродит по европе борода на круглой жопе и бормочет эта блядь плохо гроши зароблять и доносится из крынки в серопегой бороде продается труд на рынке и вообще бардак везде а дальше вот чего было дарвин энгельс клод бернар завалились на базар купите ка укропа у питекантропа эвон гляди тка бабка троглодитка продает юбку джерси вязала из собственной шерсти а в углу еще не очеловеченных воздействием труда чумазые павианы продают мимозу и пионы а дальше вот чего было как потеряли пролетарии свои цепи разбежалися в леса и степи кто на дерево залез кто в канаву запрыг а рыжий в кепи на броневик по броньце копытцами как запристукивает русь матушку бесами как заприпугивает троцким багрицким урицким щербицким богданом хмельницким тимошенкой евтушенкой шульженкой катаевым кербабаевым кара караевым райкиным хайкиным львом квитко отцом дудко воскресенской вознесенским рождественским а дальше вот чего было чуковский с мандельштамом а еще евгений шварц нарядясь гиппопотамом путешествуют на гарц ура ура ура они поймали комара и давай народ дивить комара давай давить и народ не мог не понять намек что раздавленный комар был в самом деле клод бернар

**** Lev Loseff, On the Beneficence of Censorship: Aesopian Language in Modern Russian Literature, Arbeiten und Texte zur Slavistik No. 31, Herausgebaben von Wolfgang Kasack, Muenchen, Verlag Otto Sagner in Kommission, 1984, S. 274, DM38

1937-1947-1977

На даче спят. В саду, до пят
закутанный в лихую бурку,
старик-грузин, присев на чурку,
палит грузинский самосад.
Он недоволен. Он объят
тоской. Вот он растил дочурку,
а с ней теперь евреи спят.
***
Плакат с улыбкой Мамлакат.

И Бессарабии ломоть,
и жидкой Балтики супешник
его прокуренный зубешник
все, все сумел перемолоть.
Не досчитаться дядь и теть.
В могиле враг. Дрожит приспешник.
Есть пьеса - "Таня". Книга - "Соть".
***
Господь, Ты создал эту плоть.

Жить стало лучше. Веселей.
Ура. СССР на стройке.
Уже отзаседали тройки.
И ничего, что ты еврей.
Суворовцев, что снегирей.
Есть масло, хлеб, икра, настойки.
"Возьми с собою сто рублей".
***
И по такой, грущу по ней.

"Под одеяло рук не прячь,
и вырастешь таким, как Хомич.
Не пи..ди у папаши мелочь.
Не плачь от мелких неудач".
"Ты все концы в войну не прячь".
("Да и была ли, Ерофеич?" -
"Небось приснилась, Спотыкач".)
***
Мой дедушка - военный врач.

Воспоминаньем озарюсь.
Забудусь так, что не опомнюсь.
Мне хочется домой, в огромность
квартиры, наводящей грусть.

СОНЕТ

Мне памятник поставлен в кирпиче,
с пометкой воробьиной на плече
там, где канал не превращает в пряжу
свою кудель и где лицом к Пассажу

стоит писатель с сахаром в моче
в саду при Александр Сергеиче,
и мне, глядящему на эту лажу,
дождь по щекам размазывает сажу.

Се не со всех боков оштукатурен
я там стою, пятиэтажный дурень,
я возвышаюсь там, кирпичный хрыч.

Вотще на броневик залез Ильич -
возносится превыше мой кирпич,
чем плешь его среди больниц и тюрем.

ТРАМВАЙ

На Обводном канале
где я детство отбыл
мы жестянку гоняли -
называлось: футбол.
Этот звук жестяной
мне охоту отбил
к коллективной игре
под кирпичной стеной

Блещут мутные перлы
треть столетья назад.
Извержения спермы
в протяженный мазут.
Как мешочки медуз,
по каналу ползут
эти лузы любви,
упустившие груз.

Нитяной пуповиной
в Обводный канал,
нефтяною лавиной -
на фабричный сигнал,
предрассветный гудок
подгонял, подгонял
каждый сон, каждый взгляд,
каждый чаю глоток.

Позабыт, позамучен
с молодых юных лет.
Вот в траве, замазучен,
мой трамвайный билет,
ни поднять, ни поддать
(сырость, кости болят).
Цифры: тройка, семерка.
Остальных не видать.

Этот стих меня тащит,
как набитый трамвай,
под дождем дребезжащий
над пожухлой травой;
надо мне выходить
было раньше строфой;
ничего, не беда,
посижу взаперти

со счастливым билетом
во взмокшей горсти.

В ПОЛОСЕ ОТЧУЖДЕНИЯ

Вот
он
мир
Твой
тварный -
холод, слякоть, пар.
ЛЕНИНГРАД ТОВАРНЫЙ.
Нищенский товар.
Железного каната ржавые ростки.
Ведущие куда-то скользкие мостки.
Мясокомбината голодные свистки.

...и мимо базара, где вниз головой
из рук у татар
выскальзывал бьющийся, мокрый, живой,
блестящий товар.

Тяжелая рыба лежала, дыша,
и грек, сухожил,
мгновенным, блестящим движеньем ножа
ее потрошил.

И день разгорался с грехом пополам,
и стал он палящ.
Курортная шатия белых панам
тащилась на пляж.

И первый уже пузырился и зрел
в жиру чебурек,
и первый уже с вожделеньем смотрел
на жир человек.

Потом она долго сидела одна
в приемной врача.
И кожа дивана была холодна,
ее - горяча,

клеенка - блестяща, боль - тонко-остра,
мгновенен - туман.
Был врач из евреев, из русских сестра.
Толпа из армян,

из турок, фотографов, нэпманш-мамаш,
папашек, шпаны.
Загар бронзовел из рубашек-апаш,
белели штаны.

Толкали, глазели, хватали рукой,
орали: "Постой!
Эй, девушка, слушай, красивый такой,
такой молодой!"

Толчками из памяти нехотя, но
день вышел, тяжел,
и в Черное море на черное дно
без всплеска ушел.

Как вата склубилась вечерняя мгла
и сдвинулась с гор,
но тонко закатная кровь протекла
струей на Босфор,

на хищную Яффу, на дымный Пирей,
на злачный Марсель.
Блестящих созвездий и мокрых морей
неслась карусель.

На гнутом дельфине - с волны на волну -
сквозь мрак и луну,
невидимый мальчик дул в раковину,
дул в раковину.

http://www.livejournal.com/talkread.bml?itemid=9953814

Все-таки лучше всех о невыговариваемости слова "Петербург" сказал Лосев.

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Родной мой город безымян,
всегда висит над ним туман
в цвет молока снятого.
Назвать стесняются уста
трижды предавшего Христа
и все-таки святого.

Как называется страна?
Дались вам эти имена!
Я из страны, товарищ,
где нет дорог, ведущих в Рим,
где в небе дым нерастворим
и где снежок нетающ.