![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
borislvinВ ленинградской тридцатой школе, которую я закончил в 78-м году, был один недостаток. В тамошней атмосфере господствовало представление о том, что правильный выпускник - это тот, кто поступил на матмех или физфак ЛГУ, нормальный - тот, кто поступил в Политехнический, а неудачник - тот, кто поступил в какой-нибудь еще вуз. Если я и утрирую, то не сильно. Соответственно, я отнес документы на матмех просто автоматически, дефолтно.
Безусловно, это была большая ошибка. Если бы я имел возможность призадуматься всерьез, то уже тогда понял бы, что настоящей склонности к математике у меня нет, а есть - к совсем другим вещам. Что нельзя руководствоваться одной той легкостью, с которой мне давалась математика в школе. И глядя назад, я понимаю, что поступи я на матмех, то жизнь моя была бы гораздо более скособоченной. Но в тот момент меня, совсем зеленого и наивного, несла общая волна.
А вот про сложные дела с поступлением евреев в ЛГУ я ничегошеньки не знал. Сейчас это кажется просто удивительным, но факт. Может, мало общался с теми, кто знал; может быть, они считали, что ЭТО знает каждый; может быть, щадили неустоявшуюся психику. А может быть, мне даже что-то и говорили, но я отталкивал это знание как невероятное и отвратительное?
При этом я вспоминаю, как некоторые учителя пытались нам намекнуть на то, как устроена реальная жизнь.
Например, кто-то из них рассказал нам - в контексте того, как надо вести себя на экзамене - про историю двух девочек-близняшек, учившихся годом раньше нас (я не помню их фамилии). Они обе были чуть ли не чемпионками союзных олимпиад по математике и поступали на тот же матмех. Якобы они оказались в разных потоках устных экзаменов по математике. Первая пришла на экзамен, взяла билет, стала готовиться. Вдруг к ней подошел некий препод и со словами "Ну-ка, ну-ка, что вы тут пишете?" схватил со стола листок с выкладками. "Так, это полная ерунда, тут у вас неверно, этого вы не знаете... Девушка, с такими знаниями на матмех не поступают - два балла и до свиданья!". Она в полном шоке разрыдалась и покинула аудиторию - то есть была успешно провалена. Ее сестра пришла сдавать экзамен на другой день, уже будучи знакома с трюком. И когда к ней точно так же подошел тот же препод, схватил листок и завел песню о том, что "тут неверно и тут неверно", она не растерялась, а твердо возразила "у меня все верно!". Более того, взяла инициативу в свои руки, громко позвала другого препода, выхватила у первого листок и передала второму, сказав - мол, покажите, где именно у меня ошибка? А так как преподы, конечно, не сговаривались заранее, где искать эту ошибку, то сели в лужу и т.д. В итоге, мол, она поступила.
Правда это или красивый миф, я не знаю. Но выводы из этой истории я сделал только насчет того, что надо, дескать, не сдаваться и не расслабляться.
Первым экзаменом была письменная математика. Как помнится, устроено это было так, что ВСЕ задачи решить было невозможно просто по времени, но для пяти баллов было достаточно решить не все, а хотя бы какое-то минимальное количество этих задач. Так как на нашем экзаменационном потоке было множество моих знакомых, то после экзамена я быстро выяснил, что оказываюсь в числе тех, кто решил достаточно много задач. Когда на следующий день (или это было через несколько дней?) я пришел смотреть полученный балл, то, ища свою фамилию и видя отметки других, успокоился и понял, что меньше четверки мне быть не может, а вероятнее всего - пять. Была - тройка.
Помня урок "не сдаваться", я сразу решил подать на апелляцию. Это делалось быстро. Вызывают в какую-то аудиторию, там сидят человек пять солидных дядечек. И говорят мне - "А стоит ли вам, молодой человек, начинать свою университетскую жизнь с такой мелочности, с апелляций? Ведь это же первый экзамен, вы же легко еще можете поступить, только время надо тратить не на апелляции, а на подготовку. Конечно, мы можем вашу апелляцию рассмотреть, но вы подумайте еще..." И стало мне так стыдно за свою несолидность перед могучими профессорами, что я забрал апелляцию назад.
Вторым экзаменом была математика устная. Ну, билет я ответил, задачу решил, и стал мне препод кидать "дополнительные вопросы". Продолжалось это долго, изнервничался я сильно, на многое не ответил, но предмет знал все-таки неплохо. Ушел со второй тройкой.
Третьим экзаменом была физика. С физикой у меня исходно была какая-то нелюбовь. Хуже я ее знал, чем математику. Не ощущал как-то. Ну, жду в коридоре, нервничаю. Почему-то всегда на экзаменах так получалось всю жизнь, что захожу в числе последних. Вот и тут - мыкаюсь в ожидании неизвестно чего. А из аудитории в коридор выходит девушка, уже студентка, она там как-то ассистировала на экзаменах. И говорит нам, абитуриентам - "Да что вы нервничаете? все же поступите, конкурса уже и нет никакого после двух первых экзаменов, тройки достаточно. А тройку-то, мол, всегда получите. У нас преподаватели добрые. Правда, вот Быков какой-то тут несколько двоек поставил - странный он...".
Короче, захожу, даю экзаменационный листок. Мне велят тянуть билеты - с задачами и вопросами. Видно, что билетов несколько стопок, и мне указывают стопку поменьше и, как бы сказать, подальше. Беру, сажусь, пишу что-то там. Подходит препод, садится рядом, начинает спрашивать. Вижу, недоволен ответами. Предлагает еще задачи, еще вопросы. И еще, и еще. И все это тянется и тянется. А пока я готовился, этот же препод выставил с двойкой абитуриента из 239-й школы, которого я тогда знал в лице по какой-то из олимпиад. Это двеститридцатьдевяточник пришел со значком всесоюзной олимпиады, и когда его вынесли с двойкой, "мой" препод громко говорил через всю аудиторию своему коллеге: "Видишь, значок нацепил! Думает, с этим значком его в университет должны брать!"...
Не знаю уж почему, но мне мою двойку вручили не просто так, а вымотав душу вопросами в течение, думаю, часов полутора, если не больше. Он садился, давал еще вопросы, отходил, возвращался. Зачем это было надо - непонятно. В принципе можно было то же самое сделать за пятнадцать минут. Вопросов и задач не помню. Нет, помню одну "задачу". Она звучала дословно так - "Футбольный мяч ударяется о кирпичную стену и отлетает назад. Назовите все параметры, которые вам нужны для того, чтобы рассчитать его траекторию".
В общем, за окном была уже белая ночь, когда мне сказали, что я заработал двойку и могу отправляться домой. Я был последний, все абитуриенты, студенты и преподаватели давно разошлись, кроме "моего" и еще одного. Я был настолько вымотан, что уже ни о чем не переживал. Никаких чувств, никаких мыслей.
И тут случилось самое смешное. Не знаю, что меня стукнуло, но я почему-то громко спросил моих преподов, которые собирали свои бумажки - нельзя ли узнать, как их зовут. Мой вопрос ошеломил их. После секундной паузы один из них (не мой, который был, видимо, Быковым, а другой) повернулся в мою сторону и сказал следующее (я твердо запомнил эти слова): "Нам запрещено называть свои фамилии абитуриентам. Мой табельный номер - один, а его табельный номер (и он показал на Быкова) - два". Честное слово, так и сказал.
Я встал, вышел из аудитории в темный уже и совсем пустой коридор и прошел в расположенный неподалеку кабинет, где сидел дядечка, который назывался кем-то типа "начальника вступительных экзаменов". Это был весьма приличного, профессорского вида немолодой препод. Возможно - замдекан или что-то такое. Он еще не ушел и вполне приветливо спросил, какой у меня вопрос. Я объяснил, что сейчас сдавал экзамен и хотел бы узнать, кто именно меня экзаменовал. Он удивился и спросил, почему же я не узнал прямо у экзаменаторов. Когда я рассказал, что они мне ответили, что не имеют права называть свои фамилии, он просто не поверил. Со словами "Что за ерунда, пойдем и разберемся, быть такого не может" он встал и пошел со мной в экзаменационную аудиторию.
Когда мы открыли дверь в эту аудиторию, произошла немая сцена. Два "моих" препода еще не ушли, они обернулись к двери и посмотрели на вошедшего со мной начальника. Он - на них. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. После паузы, показавшейся мне ужасно длинной, начальник экзамена развернулся ко мне и изрек: "Вам все правильно сказали. Преподаватели не имеют права сообщать абитуриентам свои имена и фамилии".
Я молча вышел.
-------------------------------
А сегодня мне интересно другое. Вот![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
zanuda в треде у ipain'а очень детально объяснил, как именно проходил отсев абитуриентов, какие были технологии этого дела и т.д. Но мы сейчас уже знаем, как была устроена советская власть. В ней мало что происходило просто так, с бухты-барахты. И отсев евреев в ленинградских и московских вузах был не спонтанным проявлением индивидуальных симпатий и предрассудков преподавателей, а результатом вполне четкой политики. А политика - она всегда требовала бумажки, бумажного следа, формального решения. Она должна была быть где-то прописана.
Понятно - почему. Потому что дискриминация по национальному признаку - вопрос в СССР был сугубо политический, остро-политический. И никто из серьезных товарищей - ректоров, секретарей обкомов, замминистров и т.д. - не собирался брать на себя ответственность за такие политические дела. Гораздо мельче вопросы - и те предварительно получали санкцию политбюро или секретариата ЦК.
Так что у меня лично нет сомнений, что этот вопрос где-то отражен. А загадка - почему эти документы до сих пор не известны? Цензура, диссидентство, лишение гражданства, невыпускательство - все они так или иначе уже освещены в документальных публикациях. А вот проблема дискриминации при поступлении в вузы - нет.
Безусловно, это была большая ошибка. Если бы я имел возможность призадуматься всерьез, то уже тогда понял бы, что настоящей склонности к математике у меня нет, а есть - к совсем другим вещам. Что нельзя руководствоваться одной той легкостью, с которой мне давалась математика в школе. И глядя назад, я понимаю, что поступи я на матмех, то жизнь моя была бы гораздо более скособоченной. Но в тот момент меня, совсем зеленого и наивного, несла общая волна.
А вот про сложные дела с поступлением евреев в ЛГУ я ничегошеньки не знал. Сейчас это кажется просто удивительным, но факт. Может, мало общался с теми, кто знал; может быть, они считали, что ЭТО знает каждый; может быть, щадили неустоявшуюся психику. А может быть, мне даже что-то и говорили, но я отталкивал это знание как невероятное и отвратительное?
При этом я вспоминаю, как некоторые учителя пытались нам намекнуть на то, как устроена реальная жизнь.
Например, кто-то из них рассказал нам - в контексте того, как надо вести себя на экзамене - про историю двух девочек-близняшек, учившихся годом раньше нас (я не помню их фамилии). Они обе были чуть ли не чемпионками союзных олимпиад по математике и поступали на тот же матмех. Якобы они оказались в разных потоках устных экзаменов по математике. Первая пришла на экзамен, взяла билет, стала готовиться. Вдруг к ней подошел некий препод и со словами "Ну-ка, ну-ка, что вы тут пишете?" схватил со стола листок с выкладками. "Так, это полная ерунда, тут у вас неверно, этого вы не знаете... Девушка, с такими знаниями на матмех не поступают - два балла и до свиданья!". Она в полном шоке разрыдалась и покинула аудиторию - то есть была успешно провалена. Ее сестра пришла сдавать экзамен на другой день, уже будучи знакома с трюком. И когда к ней точно так же подошел тот же препод, схватил листок и завел песню о том, что "тут неверно и тут неверно", она не растерялась, а твердо возразила "у меня все верно!". Более того, взяла инициативу в свои руки, громко позвала другого препода, выхватила у первого листок и передала второму, сказав - мол, покажите, где именно у меня ошибка? А так как преподы, конечно, не сговаривались заранее, где искать эту ошибку, то сели в лужу и т.д. В итоге, мол, она поступила.
Правда это или красивый миф, я не знаю. Но выводы из этой истории я сделал только насчет того, что надо, дескать, не сдаваться и не расслабляться.
Первым экзаменом была письменная математика. Как помнится, устроено это было так, что ВСЕ задачи решить было невозможно просто по времени, но для пяти баллов было достаточно решить не все, а хотя бы какое-то минимальное количество этих задач. Так как на нашем экзаменационном потоке было множество моих знакомых, то после экзамена я быстро выяснил, что оказываюсь в числе тех, кто решил достаточно много задач. Когда на следующий день (или это было через несколько дней?) я пришел смотреть полученный балл, то, ища свою фамилию и видя отметки других, успокоился и понял, что меньше четверки мне быть не может, а вероятнее всего - пять. Была - тройка.
Помня урок "не сдаваться", я сразу решил подать на апелляцию. Это делалось быстро. Вызывают в какую-то аудиторию, там сидят человек пять солидных дядечек. И говорят мне - "А стоит ли вам, молодой человек, начинать свою университетскую жизнь с такой мелочности, с апелляций? Ведь это же первый экзамен, вы же легко еще можете поступить, только время надо тратить не на апелляции, а на подготовку. Конечно, мы можем вашу апелляцию рассмотреть, но вы подумайте еще..." И стало мне так стыдно за свою несолидность перед могучими профессорами, что я забрал апелляцию назад.
Вторым экзаменом была математика устная. Ну, билет я ответил, задачу решил, и стал мне препод кидать "дополнительные вопросы". Продолжалось это долго, изнервничался я сильно, на многое не ответил, но предмет знал все-таки неплохо. Ушел со второй тройкой.
Третьим экзаменом была физика. С физикой у меня исходно была какая-то нелюбовь. Хуже я ее знал, чем математику. Не ощущал как-то. Ну, жду в коридоре, нервничаю. Почему-то всегда на экзаменах так получалось всю жизнь, что захожу в числе последних. Вот и тут - мыкаюсь в ожидании неизвестно чего. А из аудитории в коридор выходит девушка, уже студентка, она там как-то ассистировала на экзаменах. И говорит нам, абитуриентам - "Да что вы нервничаете? все же поступите, конкурса уже и нет никакого после двух первых экзаменов, тройки достаточно. А тройку-то, мол, всегда получите. У нас преподаватели добрые. Правда, вот Быков какой-то тут несколько двоек поставил - странный он...".
Короче, захожу, даю экзаменационный листок. Мне велят тянуть билеты - с задачами и вопросами. Видно, что билетов несколько стопок, и мне указывают стопку поменьше и, как бы сказать, подальше. Беру, сажусь, пишу что-то там. Подходит препод, садится рядом, начинает спрашивать. Вижу, недоволен ответами. Предлагает еще задачи, еще вопросы. И еще, и еще. И все это тянется и тянется. А пока я готовился, этот же препод выставил с двойкой абитуриента из 239-й школы, которого я тогда знал в лице по какой-то из олимпиад. Это двеститридцатьдевяточник пришел со значком всесоюзной олимпиады, и когда его вынесли с двойкой, "мой" препод громко говорил через всю аудиторию своему коллеге: "Видишь, значок нацепил! Думает, с этим значком его в университет должны брать!"...
Не знаю уж почему, но мне мою двойку вручили не просто так, а вымотав душу вопросами в течение, думаю, часов полутора, если не больше. Он садился, давал еще вопросы, отходил, возвращался. Зачем это было надо - непонятно. В принципе можно было то же самое сделать за пятнадцать минут. Вопросов и задач не помню. Нет, помню одну "задачу". Она звучала дословно так - "Футбольный мяч ударяется о кирпичную стену и отлетает назад. Назовите все параметры, которые вам нужны для того, чтобы рассчитать его траекторию".
В общем, за окном была уже белая ночь, когда мне сказали, что я заработал двойку и могу отправляться домой. Я был последний, все абитуриенты, студенты и преподаватели давно разошлись, кроме "моего" и еще одного. Я был настолько вымотан, что уже ни о чем не переживал. Никаких чувств, никаких мыслей.
И тут случилось самое смешное. Не знаю, что меня стукнуло, но я почему-то громко спросил моих преподов, которые собирали свои бумажки - нельзя ли узнать, как их зовут. Мой вопрос ошеломил их. После секундной паузы один из них (не мой, который был, видимо, Быковым, а другой) повернулся в мою сторону и сказал следующее (я твердо запомнил эти слова): "Нам запрещено называть свои фамилии абитуриентам. Мой табельный номер - один, а его табельный номер (и он показал на Быкова) - два". Честное слово, так и сказал.
Я встал, вышел из аудитории в темный уже и совсем пустой коридор и прошел в расположенный неподалеку кабинет, где сидел дядечка, который назывался кем-то типа "начальника вступительных экзаменов". Это был весьма приличного, профессорского вида немолодой препод. Возможно - замдекан или что-то такое. Он еще не ушел и вполне приветливо спросил, какой у меня вопрос. Я объяснил, что сейчас сдавал экзамен и хотел бы узнать, кто именно меня экзаменовал. Он удивился и спросил, почему же я не узнал прямо у экзаменаторов. Когда я рассказал, что они мне ответили, что не имеют права называть свои фамилии, он просто не поверил. Со словами "Что за ерунда, пойдем и разберемся, быть такого не может" он встал и пошел со мной в экзаменационную аудиторию.
Когда мы открыли дверь в эту аудиторию, произошла немая сцена. Два "моих" препода еще не ушли, они обернулись к двери и посмотрели на вошедшего со мной начальника. Он - на них. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. После паузы, показавшейся мне ужасно длинной, начальник экзамена развернулся ко мне и изрек: "Вам все правильно сказали. Преподаватели не имеют права сообщать абитуриентам свои имена и фамилии".
Я молча вышел.
-------------------------------
А сегодня мне интересно другое. Вот
zanuda в треде у ipain'а очень детально объяснил, как именно проходил отсев абитуриентов, какие были технологии этого дела и т.д. Но мы сейчас уже знаем, как была устроена советская власть. В ней мало что происходило просто так, с бухты-барахты. И отсев евреев в ленинградских и московских вузах был не спонтанным проявлением индивидуальных симпатий и предрассудков преподавателей, а результатом вполне четкой политики. А политика - она всегда требовала бумажки, бумажного следа, формального решения. Она должна была быть где-то прописана.Понятно - почему. Потому что дискриминация по национальному признаку - вопрос в СССР был сугубо политический, остро-политический. И никто из серьезных товарищей - ректоров, секретарей обкомов, замминистров и т.д. - не собирался брать на себя ответственность за такие политические дела. Гораздо мельче вопросы - и те предварительно получали санкцию политбюро или секретариата ЦК.
Так что у меня лично нет сомнений, что этот вопрос где-то отражен. А загадка - почему эти документы до сих пор не известны? Цензура, диссидентство, лишение гражданства, невыпускательство - все они так или иначе уже освещены в документальных публикациях. А вот проблема дискриминации при поступлении в вузы - нет.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2003-06-27 08:50 pm (UTC)- Вы доказали для острого угла, но не можете для тупого.
- Но я нигде не использовал факт остроты угла!
- Вот видите, иолодой человек, как печально. Вам указывают на ошибку, а Вы даже понять этого не можете. Слабый Вы очень.
Последний акт - аккуратное собирание листочков с вопросами и ответами и отправление их в корзину на моих стекленеющих глазах.
Но, как оказалось, это еще детские игры. Когда я в ужасе бежал в другой менее престижный Вуз на отстойный ф-т, в моей группе среди моих соплеменников оказалось 4 человека, получивших все пятерки на экзаменах на ф-т ПМ, и в итоге добитых на сочинении двойками не за грамотность, а "за нераскрытие темы". За Мишу, моего хорошего друга, приезжал просить из Черновиц его дядя, старый партизан на деревянной ноге. Он приковылял в приемную комиссию при всех медалях, орал и стучал палкой, и племяника из уважения к его подвигам почти простили и взяли на наш поганый ф-т.
Это, уверен, была не самодеятельность. Но не раз я встречал и личную инициативу. Когда я был на 4-м курсе, на ф-те организовали группу, связанную с космическими технологиями. Все парни (девиц не брали якобы по соображениям здоровья), кто учился хорошо, подали заявления. Большинство получило отказ. Когда другой мой прятель пошел к декану выяснить причины, он получил примерно такой ответ:
- Что я, враг себе? Что я буду с вами делать, когда доберемся до распределения?
И ведь прав был, собака!
Подобный случай был у меня еще раз, когда я в течении нескольких лет пытался поступить в аспирантуру в одном академ. ин-те. Человек, у которого я делал работу впрок, всякий раз, когда я задавал ему больной вопрос, говорил мне:
- Мужик, ты хорошо работаешь, очень хочу тебе помочь, но пока у нас этот директор, в аспирантуре тебе не быть.
По многим деталям, в которые мне неохота сейчас углубляться, я понимал, что он врал и использовал директорский антисемитизм как предлог.
Это я не к тому, чтобы вспоминать былые обиды. Обид было гораздо больше, но они все уже давно высохли и мумифицировались. Меня все это больше не волнует, у меня другая судьба, в которой все эти истории - мало уже трогающие меня эпизоды. Так, вспомнилось в тему.
no subject
Date: 2003-06-28 07:24 am (UTC)no subject
Date: 2003-06-28 08:20 pm (UTC)И откуда у вас такая уверенность? Когда ректором НГУ был Векуа, вдруг сразу стало много аспирантов-грузин. Видимо, Векуа "получил добро?"
no subject
Date: 2003-06-28 09:43 pm (UTC)Я уже приводил пример. Если кассиром в советской железнодорожной какой-нибудь кассе оказывался грузин, не исключена была ситуация, при которой грузинам билеты без очереди доставались бы легче. Аналогично, если в кассе сидел, скажем, студент - то блат имел тенденцию концентрироваться в области других студентов того же вуза. А если кассиром оказался бы вдруг антисемит, то еврей, лезущий с задней двери, имел бы высокие шансы остаться ни с чем.
Но вот чего представить практически невозможно - это чтобы кассир ВЫГОНЯЛ из законной очереди тех, кто ему не нравится. Этой дискреционности у него не было.
no subject
Date: 2003-06-29 06:22 am (UTC)В вашем примере, если кассир обслужил вне очереди 5 блатных, он ВЫГНАЛ из законной очереди 5 человек. Так ли уж важно, что он это сделал не выбрав произвольно 5ку очередников на свой вкус или at random, а просто объявив, "Билетов больше нет?"
Результат один. Бороться поэтому надо как с "негативной," так и с "позитивной" дискриминацией в равной степени.